|
Лещ превосходно берет ночью
Наслушавшись историй о ночной ловле, как-то после вечерней зорьки я задержался на рыбалке допоздна. Потемнело. Как ни всматривайся — поплавков почти не видно. На конце одного из них белый пенопластовый шарик, но он, вобрав темноту ночи, брезжил еле заметной трепетной точкой. На речке свежо, и гнетет безлюдная тишина. Только нет-нет да и всплеснет рыба, а не соблазняется насадкой — ни пареным горохом, сдобренным анисовым маслом, ни, личинкой стрекозы.
Просидев а лодке до полуночи, я возвратился на охотбазу не солоно хлебавши и долго не мог уснуть от покалывания в глазах, непривычного ощущения таинственности пустынного мрака, темной прохлады речки и редких ночных звуков, усиленных глухой тишиной.
О том, что ночная рыбалка непростое дело и требует солидной подготовки, узнал я от своего однокашника по институту Владимира, который, взяв отпуск, ехал с женой из Полтавской области, где они жили, в Москву к родственникам и «по пути», сделав крюк в полтораста километров, завернул на Десенку «взять одного-другого леща». Оказывается, он стал заядлым ночным рыболовом. За обедом Владимир разводил бобы о рыбалке на Короле, как ночью подцепившийся на крючок огромный лещ буксировал по речке его «човен» и как ему все-таки удалось втащить эту громадину в челнок, но, очнувшись, рыба-великан с такой силой ударила хвостом, что свалилась за борт и вместе с ней упала в воду и карбидная лампа, которая светила ярче «повного мисяца»...
Владимира не изменило время — каким был в юности балагуром и фантазером и любителем вкусно поесть, таким и остался, — оно лишь коснулось его висков, прикрепив блестки седины. Рассказывая о своих приключениях на рыбалке, гость уписывал за обе щеки немудреную, по сравнению с хорольской, жареную плотву, запивая ароматной окуневой юшкой.
Подготовились мы к ночной рыбалке основательно. Поджарили семян конопли для привады и втайне от своих жен пропустили через мясорубку. Накопали в берегу упругих розоватых червей. Сделали светящимися поплавки, окунув их в пузырек с ярко-красной краской, который нашелся в безразмерном потертом портфеле гостя. Владимир выложил из багажника своих «Жигулей» связку бамбуковых секций и составил два длинных удилища. Затем он долго колдовал возле ржавой банки с отражателем из велосипедной фары, которую громко именовал ацетиленовой лампой.
Под вечер, как только допрел на горячих углях догоравшего костра горох в чугунке—основная наша насадка, мы взвалили на себя весь скарб, предназначенный для рыбалки, и отправились к Десенке. Лодку мы не взяли и переправились через речку паромом. Внимание привлек тихий плес, который словно раздвинул берега, выявляя излучинами выемку на дне.
Сложив под копной сена вещи, мы высыпали в речку коноплю и наладили удочки. Глубина здесь и в самом деле приличная. Тишина, не шелохнет. Поплавки недвижимы — точно ярко-красные тычки, вбитые в отполированную поверхность. Перед заходом солнца все вокруг потускнело. Но вот закат порозовел и нанес игривые блики на деревья, кустарник, траву, подлил в речку сиреневой краски.
Владимир то и дело проверял насадку, и звучно булькали при очередном забросе тяжелые грузила, оказавшиеся ни к чему на мирной, с чуть заметным течением Десенке. Едва только стемнело, Владимир нагреб холмик песка, установил на нем свою лампу, зачерпнул Пригоршней воды и что-то там побрызгал Заржавленная посудина стала источать омерзительный едкий запашок, так Остро ощутимый, наверное, потому, что как раз вечером земля и вода излучают тепло, насыщая воздух чистыми земными запахами, кажущимися простыми и обычными, как все в природе.
— Тэ-эк... Ацетилен добыли, — деловито проговорил Владимир и чиркнул спичкой. Вспыхнул трепетный огонек, сумерки сразу сгустились, кустарник сделался смолисто-черным, а тяжелая темная вода тускло отсвечивала, точно ртуть. Поплавки оказались вне белесого пятна света, плененного мраком, но Призрачно мерцали угольками. Если на них долго смотреть, кажется, красные колышки пускаются в хоровод.
Уже далеко за полночь, а клева все нет. Владимир начал громко зевать.
— Слушай, — вяло произнес он, — по-моему, ловля с осветительными приборами ночью запрещена.
— Хочешь сказать, что ты — сознательный браконьер?
— Нет. Хочу спать.
— Ну, если все ночные лещатники такие сонные тетери, как ты, то лещи могут жить спокойно.
— Устал я с дороги. Да и какой я лещатник, если уже не помню, когда держал в руках удочку!
—Вот те на! А лещ-буксир?
— Було, — быстро отозвался Владимир.—Ей-ей, буксировал, но... лет десять тому.
Оставив удочки на позициях, мы ушли к копне, надергали по охапке чуть влажноватого сена и с наслаждением улеглись в шуршащую постель, в букет бархатных ароматов душицы, кашки, анютиных глазок, пронизанный терпковатым щекочущим запахом высохшей муравы. Тишина и покой. Чисто сверкают яркие звезды, будто смотрятся в зеркальную гладь Десенки. Слышится Приглушенный всплеск рыбы. Вдалеке взвизгнул в смертельном ужасе какой-то зверек. Крикнул кулик. Почти у самой земли свистнули крылья утки.
Ночные звуки навевают смутное Ощущение беспокойства и загадочности. Зябко-влажная прохлада ощутима, но под брезентовым плащом становится тепло и уютно, и сено нагрелось, словно натопили лежанку. Свиристит камышевка — предвестница зари. А может, пригрезилось...
Утро пасмурное, облачная скатерть неба опустилась по-осеннему низко, прохладный свежак заигрывает с копной, перебирая сухие травинки. Владимир вскочил и начал энергично размахивать руками. Вдруг он замер, не отрывая взгляда от речки.
— Слу-ушай, — удивленно произнес он.—Одна удочка исчезла! Эх-х, проспали... — И опрометью бросился к воде.
И в самом деле, на рассошках лежало три удилища.
— Четвертое кто-то увел. Думаю, лещ, — сказал убежденно Владимир. — На остальных голые крючки. — И с досадой добавил: — Раз в сто лет вырвался на рыбалку и — на тебе! —спать захотелось. Просто наваждение!
—Воздух и тишина убаюкали тебя, чтобы не выловил всех лещей. Ну что ты смотришь сентябрем — сегодня август, Нагоним упущенное, — успокаивал я гостя. А он уже вошел в азарт, поеживаясь, не спускал глаз с поплавков, которые подрагивали на зыби. Один из них, медленно погружаясь, скрылся под водой. Владимир мгновенно ухватил удилище обеими руками и дернул, тонкий бамбуковый кончик заиграл.
— Взя-ал, голубчик, — дрожащим шепотом произнес Владимир и стал медленно вываживать рыбу. На поверхность вышел боком крупный лещ, и Владимир от неожиданности ослабил леску. Рыба, ощутив свободу, шлепнула по воде хвостом, кувыркнулась и ушла на глубину. Удилище согнулось луком и в тот же миг распрямилось. Со свистом пролетел в воздухе поплавок с оборванной леской. Владимир остолбенел, затем засуетился, сбегал к копне за крючками. Он так волновался, что пальцы его не слушались.
— Ничо-ого, — сдерживая смятение, повторял гроза хорольских лещей и сомов.
...Со временем, возвратившись в шумную сутолоку города, я не раз с легкой грустью заново переживал ту ночь на Десенке: и выкрики кулика, и посвист крыльев ночной птицы, и сигналы вещуньи зари — камышевки, и душистый аромат сена, и чистые земные запахи,—воспринимал все, как дивную манящую сказку. Увидеть бы ее наяву еще хоть раз...камышевки, и душистый аромат сена, и чистые земные запахи,—воспринимал все, как дивную манящую сказку. Увидеть бы ее наяву еще хоть раз...
Автор: Василий Нужный
|
полезная информация |
|
|
|
|
|
|